Гормон нежности и привязанности даёт знать до сих пор

Константина Случевского иногда представляют как «выдающегося русского поэта второй половины XIX века». С этим непросто согласиться. Как автор фантастической прозы он тоже автор не слишком выдающийся. Скорее согласишься с мнением Александра Добролюбова, опубликовавшего в еженедельнике «Искра» пародию на Случевского, начинающуюся словами: «Дики желанья мои, и в стихах всю их дичь изложу я…». Случевский так на пародию обиделся, что покинул академию генерального штаба и вообще ушёл с военной службы, лет пятнадцать не сочинял стихи и уехал из Россию. Вот что значит сила критического слова. Судя по его биографии, Случевский вообще любил путешествовать, и не только по заграницам. Особенно в свите великого князя. У него есть пространные путевые очерки «Город Остров», «Святогорский монастырь», «Новоржев», «Холм», «Псков», «Гдов»...

Но начать лучше с пародии Добролюбова «Случайные желания»: «Дики желанья мои, и в стихах всю их дичь изложу я: // Прежде всего я хочу себе женщину с длинной косою.//  Ум и краса мне не нужны: пусть только целуется чаще. //  С этакой женщиной вместе мне друга-философа надо. //  С ней целоваться я буду, а мудрый мой друг в это время //  Будет науки мне все изъяснять, чтоб не надо мне было //  Время и зрение портить над мертвою речью печати…». Не думаю, что Добролюбов долго трудился над этой пародией – учитывая оригинал. Это тот случай, когда не сразу понятно, где именно пародия. Вот как выглядит оригинал Случевского с тем же названием «Случайные желания»: «Прежде всего, мне для счастья сыскать себе женщину надо. // Женщина вся в нежном сердце и в мягкости линий, // Женщина вся в чистоте, в непорочности чувства; // Мне не философа, мне не красавицу нужно; мне нужны // Ясные очи, коса до колен и подчас поцелуи. // С этакой женщиной труд будет легче и радость полнее...»

В Псковскую губернию Случевский приезжал не для того, чтобы писать очерки, а по делам службы. Он в 1885 и 1886 годах сопровождал великого князя Владимира Александровича (младшего брата императора Александра III), - командующего войсками гвардии и Петербургского военного округа. Великий князь, он же - генерал от инфантерии, со свитой совершал инспекционные поездки по военному округу. Случевский в то время был гофмейстером царского двора.

Очерки Случевского отчасти исторические. В них он описывает историю тех мест, которые он посетил. Но любопытнее не пересказ летописей и легенд, а его собственные наблюдения. Что он видел и слышал, как делегацию встречали, что показывали…

«В начале 9-го часа утра в Острове Великий Князь, сойдя с поезда, был встречен начальником Псковской губернии Прутченко, предводителями дворянства, губернским и уездным, и городским головой, - пишет Случевский. - Согласно исконному обычаю, Его Высочество направился прямо в собор, где отстоял молебен, отслуженный прибывшим из Пскова местным архипастырем, преосвященным Гермогеном, а также и божественную литургию. Уже пятьсот лет тому назад в нынешнем Острове подле самого собора, на островке, омываемом порожистою рекой Великою, стояла крепостца. Развалины ее высятся и до сих пор; между них белеет древняя церковь Святого Николая, а подле, на шоссе, переброшены висячие мосты через оба рукава Великой. Это место очень красиво в сочетании старых развалин и убегающих вдаль холмов над быстрыми, пенящимися струями реки, носящей свое имя Великая самозванно, если вспомнить хотя бы и не Волгу, а многие другие реки поменьше…».

Потом он начинает пересказывать островскую легенду. Похожие легенды имеются едва ли не у каждой крепости или старинной башни. Закопанный клад, заколдованная царевна… Старинная крепость без легенды – это скучно. Поэтому Случевский с удовольствием записывает: «В одной из башен, говорят, скрыты были богатства. Один смельчак, купеческий сын, с товарищами в Иванову ночь пошли было на поиски; из двери подвала в них пахнуло пламенем; двое перебежали по лавам через ров, но третий, перебегая, увидал двух огромных черных собак, плывших за ним; перебежав, бросился он с испуга на колокольню, поднял полуночный трезвон, сошел с ума и умер. Другая легенда гласит, что в другой башне живет заклятая царевна с кошечкой, выходящею раз в год на реку пить воду. Один удалец пытался освободить узницу, но остановлен был кошечкою, бросившеюся на него...». Это истории про собак и кошечек.

Случевский, имевший придворное звание гофмейстера, сопровождал великого князя не только по историческим местам. Высокопоставленные гости  посетили городскую больницу, казармы (Случевский записал, они «устроены в бывшем винном складе»). На стенах казармы, конечно же, «виднелись портреты особ Царствующего Дома». Потом великий князь отправился на кухню, где готовили для нижних чинов кухне («Его Высочество испробовал горячую пищу; отведав хлеба и квасу»).

После Острова проверяющие направились в Новоржев и Святые Горы. Свой очерк о Святых Горах Случевский заканчивает словами: «Говорят, что простой народ села Михайловского не знает, а зовет его Зуево», а о Новоржеве пишет: «Внешностью городок не берет, очень беден, земли почти не имеет, но расцветился к приезду Высокого Гостя флагами и гирляндами и пестрел веселыми толпами народа. В нем до 2000 жителей и три церкви...»

Ночевать великий князь, по словам Случевского, отправился в усадьбу Богдановское «члена государственного совета статс-секретаря В. Д. Философова».

«Почему не прошла железная дорога подле самого города? – удивился Случевский, когда на следующий год ему, сопровождая великого князя, пришлось с железнодорожного вокзала ехать в центр Пскова по «длинному шоссе». - Нечто совершенно сходное имеется также в Курске и в других городах наших. Не есть ли это след каких-либо, современных постройке дороги, мелких завистей, интриг, какое-нибудь последствиее давно забытых, смолкнувших самолюбий, темных, безымянных, сгибнувших в ничтожестве людей? самые люди пропали, а путешественникам, на многие годы, приходится тащиться по пыльному шоссе и удивляться тому - почему делает он это?». Такие неожиданные мысли пришли Константину Случевскому, пока тот ехал в сторону Псковского кремля.

Помимо этнографических и гастрономических впечатлений («нет снетка вкуснее псковского!»), Случевский предпринял попытку разобраться, в чём отличие Пскова и Новгорода: «Космополитическое воззрение на доброе согласие с немцами, на общее происхождение от Адама конечно достаточно объясняется торговым характером Пскова, но географическое положение его, по сравнению с Новгородом, дает ему еще другую, более симпатичную окраску, близкий к немцам, воздвигнутый на самой окраин, отделенный от них только водой Талабского озера, Псков не был окружен, подобно Новгороду, кольцом отдельных оборонительных пунктов, не стоял в некотором удалении от границы. Это обусловило гораздо большую воинственность, если можно так выразиться, большую рыцарственность псковичей, поставленных в необходимость постоянно отбиваться от соседей…».

После Пскова делегация отправилась в Гдов, а потом, по озеру, в Дерпт.

Литературный критик Семён Венгеров в 1911 году написал: «Ни у одного из наших поэтов с именем нет такого количества слабых стихотворений». Ему виднее, хотя таких претендентов всегда немало.

Что-то Случевский после критических уколов из своих стихов убирал, что-то оставлял, потому что всё убрать не было никакой возможности. Пожалуй, наибольшим насмешкам подверглась поэма «Элоа», которую Семён Надсон назвал «вздором», «бессвязным бредом» и «набором слов». А самой популярной строкой была строка из «Эолы», из хора: «Была коза и в девушках осталась». Её с удовольствием цитировали, ставили эпиграфами, пародировали… Строку про козу Случевский из поэмы был вынужден убрать. Однако сегодня кажется, что даже в поэме «Эола» не всё было бредом. Точнее, бредом, но не вздором. Поэма заканчивается словами Сатаны, который «разгорается великим пламенем»: «Вперед! – восклицает Сатана. - И этот век проклятий, // Что на земле идет теперь,- Тишайшим веком добрых братии // Почтет грядущий полузверь! // В умах людских, как язвы вскрытых,// Легенды быль перерастут,// И по церквам царей убитых // Виденья в полночи пойдут!// Смех... стоны... муки... им в насмешку,// Вовек!.. Пока, перед концом,// Я, с трубным гласом вперемежку,// Вдруг разыграюсь трепаком // И под сильнейшие аккорды // Людскую тлю пошлю на суд,- // Пускай воскреснут эти морды, // А там, пока что разберут, // Вперед!..»

Не самая великая поэзия, но про «воскрешение морд»… Желания бывают случайные и неслучайные.

Давно уже распущен женский хор.
Но всё ещё нет полной ясности.
Гормон нежности и привязанности
Даёт знать до сих пор.

Девичьи голоса иногда доносятся издали.
Отдельные гибкие тени мелькают над лесом,
Как будто их на бис вызвали –
За отсутствие лишнего веса.

Воздух пропитан чем-то неопределённым.
Лесное озеро заманчиво плещется.
Смотришь – желательно удивлённо.
Вот-вот появится сладкая перебежчица
Для расширения кругозора. Скоро.
Перебежчица – солистка женского хора.