На роду написано неразборчиво. Эксперты считают, что это – подделка

В некоторых публикациях говорится, что Александр Солженицын приезжал в Псков в гости к Надежде Мандельштам. Возможно, я плохо искал, но каких-то достоверных сведений об этом не нашёл. Солженицын действительно звонил в Псков. Об этом известно из письма Надежды Мандельштам, которое она послала 20 февраля 1964 года Наталье Штемпель. В нём есть такие слова: «Мне звонил Солженицын – сказал, что приедет в апреле в Псков. Я была бы рада». Но в это время жизнь и работа в Пскове Надежде Мандельштам казалась уже бессмысленными (об этом я писал здесь 24 октября). В том же письме вдова Осипа Мандельштама написала: «Мне странно, что я в Пскове. Это просто непонятно, зачем это. В Москве у меня миллион дел, связанных с Осей, а здесь я как бы на покое. Глупо...».

С Александром Солженицыным Надежда Мандельштам встретится только в декабре 1964 года – уже не в Пскове. «Был у меня Александр Исаевич и произвел большое впечатление, - написала Надежда Мандельштам в Псков Софье Глускиной. - Это "племя младое, незнакомое" в большей степени, чем сегодняшняя молодежь. Он поразительно динамичен, внимателен, зорок, тверд, орешек, который нельзя раскусить, а в чем-то слаб, что и приводит к таким рассказам, как "Польза дела". А между тем потенциально сила большая. У него пока любопытство к людям. Он их ест в течение десяти минут и бежит дальше. Очень хочется его понять. Ведь в целом это очень крупно».

Солженицын – это действительно очень крупно. Если премия, то Нобелевская. Если обвинения, то во многих смертных грехах.

В Псковской области Солженицын всё-таки был – в том же 1964 году. Это более достоверные сведения. Он вместе с женой Натальей (своей первой женой Натальей Решетовской) ехал из Москвы на «Москвиче» в Прибалтику. Порховские краеведы об этом помнят, когда рассказывают о том, что Солженицын был в Порхове, деревнях Пески, Опоки, Боровичи, Дубровно, Шляпово, Загоска…

И всё же главная связь Солженицына с Псковской губернией – историческая и литературная. Он очень много раз о Пскове писал – особенно в эпопее «Красное колесо». Больше всего – в книге «Узел III. Март Семнадцатого», когда описывал самый насыщенный период:- 23 февраля – 18 марта. Например, там, где «Ломоносов и Бубликов охотятся за царским Манифестом»:«Нельзя было не зажечься, что участвуешь в великих минутах России! Пока во Пскове в царском вагоне на скрытой зыби переговоров подныривало и выныривало русское будущее, инженер Ломоносов когтисто-тигристыми шагами, с каждым отрывом ноги как бы забирая на ботинок частицы пола, расхаживал из кабинета в кабинет, от телефона к телефону, а больше – к переговорному аппарату, связь которого со Псковом не размыкалась. На том конце сидел железнодорожный инспектор, поехавший с Гучковым обезпечивать дорогу, и рассказывал всякие мелочи из своих наблюдений».

Псковская тема возникает у Солженицына не только в главах, связанных непосредственно с отречением императора. В конце концов, не только Солженицын ездил через нашу Псковскую губернию в Прибалтику. Как писал Солженицын: «В плане своей поездки только одно Гучков упустил: ведь в Ригу надо ехать черезо Псков. Снова по той же бездарной дороге его сомнительной поездки — и снова через тот вокзал, не принесший ему настоящей победы. И снова видеться с Рузским, участником и свидетелем той ночи? Почему-то очень было неприятно… А вот что: если проезжать Псков ночью — можно и не видеть ничего и не видеться. И не обязан министр начинать поездку с главнокомандующего фронтом, может сразу проехать и к командующему армией. Так и решил. Но поезд задержался, и вышел из Петрограда вчера вечером довольно поздно, так что во Псков попадал всё-таки на раннее утро.

Во Пскове рано утром Гучков просил не раздёргивать занавесок, он даже видеть не хотел этого перрона, вокзала и башни водонапорной. Постояли - тронули, Гучков подумал, что всё обошлось, миновали…». Не обошлось. Но для того чтобы понять, что же произошло – надо читать книгу. Огромную, которую мало кто прочёл.

В сентябре 2013 года в Псков приезжала Наталья Горбаневская (это было незадолго до её смерти). Не спросить её о Солженицыне я не мог: «Наталья Евгеньевна, Александр Солженицын – человек, который пострадал от Советской власти, а в конце жизни с Путиным общался лично, поддерживал Путина, оправдывал его».  «Это я не знаю, - ответила мне Наталья Горбаневская. - Тут я ничего не могу сказать. Солженицын сделал своё главное дело. И за это мы ему простим всё».

Очень характерный ответ. Тот, кто ценит книги Солженицына, тот ничего плохого знать о нём не хочет. Сделал «главное дело» (помог ликвидировать Советскую власть), и смыл с себя все грехи. А тот, кто считает Солженицына врагом, ничего хорошего не хочет о нём знать. Так что со всех сторон получается, что Солженицын какой-то совершенно исключительный. Не писатель, а миф. Сборник мифов. Не человек, а собрание сочинений. Во многом,  эти мифы появились с подачи самого Солженицына.

Александр Солженицын был человек театральный. В нём было много лицедейского (и это не осуждение). Он отлично знал, что большой русский писатель – это не только книги. Это вся жизнь. Каждый день с утра до утра. И он стремился жить так, как это выглядело по-особенному. Значительно. Многозначительно. Режиссировал.

Наверное, ни об одном русском писателе не написано столько «разоблачительных книг», чем о Солженицыне. Основное обвинение во всех статьях и книгах сводится к обвинениям в том, что он был стукач и дезертир. Люди до сих пор посвящают этому сотни страниц. Дескать, он специально в своих письмах с фронта ругал Сталина, чтобы его отправили в тыл. Пожалуй, такой изощрённый способ дезертирства больше никому в голову не пришёл. Целый год писать письма писать такие письма, почти дождаться Победы, и за три месяца до окончательного разгрома всё-таки попасть в сталинский лагерь и провести за решёткой много лет. А ведь его могли и расстрелять… Так что на дезертира Солженицын похож меньше всего (а чтобы он походил ещё меньше, во время издания воспоминаний первой его жены все военные героические главы были выкинуты, чтобы ярче выглядели его явные и мнимые грехи).

Биография Солженицына небезупречна (как и его писательское дарование), но не до такой же степени?

В качестве альтернативы обвинениям в адрес Солженицына предлагаются публикации, раскрывающие суть операции «Паук»,которую проводил КГБ вместе с Политбюро ЦК КПСС. В основу лёг донос некоего агента «Ветрова», связанный с восстанием в Экибастузском лагере. Этот донос, якобы написанный Солженицыным, был опубликован в гамбургском  журнале Neue Politik Франком Арнау в 1978 году. Примерно тогда же вышла «разоблачительная книга» чеха Томаша Ржезача. Советские спецслужбы (как и сейчас российские) всегда использовали иностранные СМИ и иностранных авторов для нужных вбросов. Многие нынешние российский авторы идут тем же проторённым путём (об одном из таких авторов Виктор Астафьев написал: «Это же литературный СМЕРШевец, ему только в спину стрелять»). 

Публикация сфабрикованных доносов на Западе в конце 70-х казалось делом бесспорно выигрышным. Но разработчики операции не учли, что через полтора десятилетия мир сильно изменится. Раскрылись многие архивы, в том числе и архивы Штази. Эта спецслужба ГДР в играх с эмигрантами активно участвовала. Стали известны многие документы, связанные с русскими писателями, в том числе и с Солженицыным. Сохранилось даже письмо Юрия Андропова, в котором глава КГБ предлагал распространят книги, порочащие Солженицына (в том числе и книгу «Спираль измены Солженицына» Томаша Ржезача (он же агент «Репо», похожим образом «разоблачавший» Вацлава Гавела). «Спираль измены Солженицына» вышла в московском издательстве «Прогресс» в 1978 году).

10 августа 1978 года Андропов направил министру внутренних дел Чехословацкой 
Социалистической Республики товарищу Яромиру Обзине письмо: «Уважаемый товарищ Обзина! В СССР на русском языке вышла книга чехословацкого журналиста Томаша Ржезача под названием «Спираль измены Солженицына», сокращенный вариант которой ранее был опубликован в Италии издательством «Тети»...».  Чехи честно выполняли инструкции КГБ, но «Спираль…» не могла конкурировать с «Архипелагом…».

Когда в Германии издатели готовили публикацию писателя-детективщика Франка Арнау, то всё-таки в тайне от автора поинтересовались у Солженицына – что же это всё-таки за донос?  И Солженицын тогда же его опубликовал в «Лос-Анжелес таймс» с соответствующими комментариями, объясняющими, почему донос – грубая подделка (потому, что он датирован 20 января 1952 года, а в нём цитируются разговоры «Ветрова» с  заключёнными-украинцами, которые с 6 января находились в отдельном украинский лагпункте, отделённом от русского 4-метровой стеной). И всё же даже спустя сорок лет после разоблачений в России находятся авторы, которые всерьёз рассказывают о том «экибастузском доносе», не приводя при этом никаких новых аргументов кроме тех, что приводил Франк Арнау. Книга Леонида Самутина «Не сотвори себе кумира» тоже не очень весомый аргумент против Солженицына (Самутин сдался в плен к немцам, записался в армию Власова, редактировал в ней газету, а потом попал в сталинский лагерь). Не тот Самутин человек, которому можно доверять.

Однако антисолженицынский козырь – это, в первую очередь, не Арау и не Ржезач, а Наталья Решетовская, первая жена Александра Солженицына (она ждала его всю войну, ждала все годы заключения; развелись супруги в 60-е годы, когда автора стали издавать). Её воспоминания о Солженицыне Андропов тоже рекомендовал к распространению.

В отличие от других книг и статей – это не грубая подделка. «Я потеряла мужа, умерла мама, пережила попытку самоубийства и чудом не погибла, - писала первая жена Александра Солженицына в мемуарной книге «В споре со временем»: - Нужна была какая-то новая жизненная цель. И она появилась: вспоминая, все пережить заново. Книгу я дописывала на одном дыхании и сдала её вовремя». 

В этих воспоминаниях о Солженицыне сказано много неприятного. Однако каких-то серьёзных доказательств того, что он был доносчиком, там нет. На мой взгляд, главная ценность этой книги в том, что она позволяет понять многие поступки Солженицына, в том числе и те, что были сделаны много лет спустя после издания мемуаров Натальи Решетовской. Например, там есть такой эпизод: «Лидия Корнеевна Чуковская предоставляет Александру Исаевичу комнату в своей московской квартире, её дочь Люша весь свой досуг посвящает печатанью на машинке его страниц. Они, да и многие другие поставили себя так, что Солженицын всё воспринимал как должное, считая, что он чуть ли не облагодетельствовал всех их, милостиво разрешая служить ему. А те, в свою очередь, верили, что Александр Исаевич - гений и что ему всё позволено. Сто раз была права Надежда Александровна Павлович, когда позднее написала: "Мы виноваты, что развратили Вас... и славой и почти поклонением..."».

Надежда Павлович – это поэт и переводчик, учившаяся в Новоржевской прогимназии, а потом закончившая в 1912 году в Пскове Александровскую женскую гимназию.

Книга Решетовской, как и всякие мемуары, тем более мемуары брошенной жены,  - очень субъективна. К тому же надо иметь в виду, что советское издательство «АПН» вовсе не было заинтересовано в правдивой книге. Мемуары Решетовской просто использовали, выбросив оттуда более половины текста. «Из тридцати листов приняли только четырнадцать, - рассказывала она в позднем интервью. - Выпадали главы, которые казались мне самыми важными. Например, глава "Окружение", в которой говорилось о героическом поведении Сани на фронте. Ведь и в нашей и в западной печати стали проскальзывать намеки на какие-то сомнительные поступки Солженицына во время войны...».

Но было и ещё хуже («Все не только сокращали, но и совмещали. Не то чтобы извращали, но как-то переиначивали, явно отдавая предпочтение главам, где моя обида на него была обнаженнее, сильнее. Я спорила до хрипоты, дралась за каждую строчку. Мне говорили: "Вам нужно занять определенную платформу, иначе книга не выйдет в свет". Я отвечала: "Мне не нужно чужой платформы, у меня есть своя - правда"»). 

Сам Солженицын к теме обвинений в стукачестве в печати возвращался не раз: «В "Архипелаге", и не только в нём, я не щадил себя, и все раскаяния, какие прошли через мою душу, – все и на бумаге… В этом ряду я не поколебался изложить историю, как вербовали меня в лагерные стукачи и присвоили кличку, хотя я ни разу этой кличкой не воспользовался и ни одного донесения никогда не подал…». Серьёзных доказательств, опровергающих эти слова, я не видел.

Для меня важнее слова Натальи Решетовской о том, что Солженицын «всё воспринимал как должное, считая, что он чуть ли не облагодетельствовал всех их, милостиво разрешая служить ему». Это сближает Солженицына с другим нобелевским лауреатом – Иосифом Бродским, которого друзья и знакомые иногда тоже обвиняли в том, что он использовал их. Оба были заряжены на достижение успеха, оба противостояли Советской власти и верили в свою исключительность.

В биографии Солженицына есть страница, которая говорит о нём значительно больше, чем мутная история со «стукачеством». Солженицын не только боролся с Светской властью, но и сотрудничал с людьми, во многом определявшими жизнь в СССР. Например, с генералом Николаем Щелоковым. Об этом рассказывала Галина Вишневская (на даче Ростроповича и Вишневской опальный Солженицын прожил без прописки около 4 лет). Щёлоков не раз приезжал в Солженицыну в гости. «Мы их познакомили, они не раз встречались у нас на даче, - вспоминала Галина Вишневская. - Александру Исаевичу нужны были старые военные карты для работы над книгой «Август Четырнадцатого», и Щёлоков их ему прислал…»

А в тот момент, когда решался вопрос о высылке Солженицына, Щёлоков написал письмо Леониду Брежневу. По словам Вишневской, Щёлоков предлагал не высылать его, а дать квартиру в Москве,  пригреть его («Солженицыну нужно дать срочно квартиру. Его нужно прописать, проявить к нему внимание. С ним должен поговорить кто-то из видных руководящих работников, чтобы снять с него весь тот горький осадок, который не могла не оставить травля против него. За Солженицына надо бороться, а не выбрасывать его. Бороться за Солженицына, а не против него»).

Правда, в тот момент были и другие предложения (об одном предложении на даче в Жуковке Соженицыну рассказала дочь Николая Щелокова: о том, что КГБ готовит автомобильную аварию, чтобы убить автора романа «Архипелаг ГУЛАГ»). Это было зимой 1971-72 года.

Считается, что в противостоянии Щёлокова и Андропова, МВД и КГБ милиция оказалась на стороне Солженицына. Автор «Архипелага…» не мог не понимать, что его использовали. Но и он МВД тоже использовал.

Представьте себе, что сейчас бы вдруг раскрылось, что кто-нибудь из российских оппозиционеров время от времени уединяется на даче с генералом Бастрыкиным, который помогает ему в создании новой книги. Скандал бы был громкий. В случае с Солженицыным никакого скандала не произошло. Об этом почти никто не знал, а сейчас это мало кого интересует. Хотя именно тесные контакты с такими людьми как Щёлоков помогают понять Солженицына как общественного деятеля. Думаю, что он не просто использовал влиятельного руководителя советского МВД. Для Солженицына Щёлоков был, прежде всего, «государственный человек». И Путин тоже. Поэтому-то он так легко нашёл с ним общий язык.

В 2016 году «государственная идея» в том виде, в каком её понимают чекисты (теперь, как поётся в песне, «христочекисты»), продолжает использоваться не без участия Натальи Солженицыной (второй жены Солженицына). Когда недавно открывали в Москве памятник князю Владимиру, на переднем плане были четверо: Путин, Медведев, Мединский и Солженицына. Хорошо что хватило ума не приглашать Наталью Солженицыну на открытие бюста Сталину подо Ржевом (его тоже открывал Мединский). Но даже если бы сам Солженицын открывал бюст Сталину, полного диссонанса бы не возникло. Оба были сторонниками большой идеи (хотя идеи были разными). Оба отводили государству центральное место.

Если же вернуться к мемуарам первой жены Солженицына, то мне интереснее было читать подробности жизни писателя, к которым КГБ точно руку не приложило. Про то как Солженицын занимался йогой, как он встречал Новый год в театре «Современник» (Олег Ефремов, Алла Покровская, меховые накидки, декольтированные платья, танец твист… ).

Жаль, Наталья Решетовская не написала, танцевал ли в ту новогоднюю ночь Александр Исаевич Солженицын твист.

На роду написано неразборчиво.
Эксперты считают, что это – подделка.
В груди коптит старая горелка.
Сорняки вымахали у дома отчего.
Отечество, как водится, в опасности.
Враги окружают и водят хоровод.
Книга – молчит, телевизор – орёт.
Мудрецы ищут источник праздности,
А те, кто попроще, - источник зла.
Божий перст указал на самого злого.
На роду написано нехорошее слово.
Эксперты считают: это Бог послал.

Отечество увеличивает нагрузку.
На роду написано на ломаном русском.