Набери побольше воздуха и спой последний куплет

Зиновия Гердта я видел один раз – в детстве. Я со своими родственниками из Эстонии приехал в Пушкинские Горы, вышел из машины неподалёку от Святогорского монастыря. Мы направились к могиле Пушкина. И тут я увидел Гердта – возле монастырских ворот. Он стоял – задумчивый, и кого-то ждал. Явно не меня.

К тому времени я уже видел кукольные телеспектакли «Необыкновенный концерт» и «Божественную комедию», фильмы «Автомобиль, скрипка и собака Клякса», «Золотой телёнок», «Соломенная шляпка», «Место встречи изменить нельзя» и, конечно, «Адам женится на Еве» с песнями Микаэла Таривердиева (Зиновий Гердт там играл судью).

Памятник Зиновию Гердту в Псковской области в родном городе артиста установили в 2011 году. Гердт родился в Себеже 21 сентября 1916 года, то есть ровно сто лет назад. Памятник без постамента. Гердт стоит на берегу озера, прислонившись к камню. Тоже задумчиво ждёт, почти как в тот раз, когда я его видел неподалёку от могилы Пушкина.

Этим летом в Зеленогорске (Териоки) мы много раз проходили мимо памятника Георгию Вицину (Вицин родился в Великом княжестве Финляндия в 1917 году). Георгий Вицин в приморском Парке культуры и отдыха стоит в приподнятом цилиндре с тросточкой - в образе Бальзаминова, и узнать его, разглядывая черты лица, трудно. Если не знать, что это Вицин – можно подумать о ком-нибудь другом, разве что с Моргуновым не спутаешь. А вот Зиновий Гердт в Себеже не просто похож. Этот памятник скульптора Олега Ершова – один из лучших памятников, которые я видел. Здесь скульптор не себя показывает, а того, кого изображает. Как сказал на открытии себежского памятника Александр Ширвиндт: «Зямочка похож. Схвачено всё очень верно - интонация, поза...»

В Себеже будущий артист Гердт прожил первые 11 лет своей жизни. Вначале это была Витебская губерния, потом – Псковская. Дом, в котором жила его семья, находился на  главной себежской улице - Петра Великого (при советской власти её переименуют в Пролетарскую).

Зиновий Гердт вспоминал: «Всё моё детство состояло из сплошных запретов: «Нельзя, нельзя, нельзя… Папа был очень деспотичный». Написавший о Гердте книгу Матвей Гейзер рассказывал, что отец Зиновия Гердта Эфраим (Афраим) Храпинович в Себеже получил прозвище «Дыбык», что означало «неуравновешенный», «вспыльчивый». Эфраим Храпинович в юности работал приказчиком в лавке тканей, потом стал коммивояжером, а во время НЭПа был представителем райпотребсоюза. В советских анкетах Зиновий Гердт указывал своё происхождение: «Из семьи служащих». Будущий артист Гердт воспитывался в двух культурах – еврейской и русской. Ходил в еврейскую школу для мальчиков, но и русскую школу тоже посещал. В школе сочинял стихи на идиш и публиковал их в местных газетах. Запретов, наверное, в детстве было действительно много, но вспоминал он потом не их, а природные красоты, катание на коньках и школьный театральный кружок.

Когда Зиновий Гердт жил в Себеже, то звали его Залман Храпинович. Зиновием Гердтом он станет тогда, когда начнёт делать артистическую карьеру, по совету драматурга Алексея Арбузова слегка переделав фамилию Герд, которую носила его родственница (по другой версии, это была фамилия одной балерины).

В беседе с Эльдаром Рязановым Зиновий Гердт подробно рассказывал о своём городе: «…В Себеже жили 5000 человек. Эти 5000 разделялись примерно на три равные части и три конфессии. Был замечательный православный храм, на горке. Его потом взорвали. Не немцы. Была синагога, такая деревянная, обшарпанная, но синагога… Фашисты сожгли. Они сожгли и всё еврейское население, которое не успело убежать…». Рязанов называл Гердта «фэзэушником», пролетарием. «Ты осуществил типичную американскую мечту, - говорил Эльдар Рязанов. - Или, если хочешь, советскую. Ты self-made man - человек, который сам себя сделал. Из простых рабочих стал знаменитым артистом». Шансов, что он станет знаменитым артистом, было немного. На фронт в 1941 году он ушёл добровольцем и стал сапёром. 12 февраля 1943 года как начальник инженерной службы 81 гвардейского стрелкового 25 гвардейской стрелковой дивизии Воронежского фронта разминировал минные поля в районе Харькова и получил тяжёлое ранение в ногу. 11 операций, четыре года на костылях… Перед последней операции хотели ногу отрезать, но в последний момент передумали. Одна нога стала на 8 сантиметров корче другой.

Артистическую карьеру Залман Храпинович начинал ещё до Великой Отечественной войны в Театре рабочей молодёжи ЦК Союза Электростанций (ТРАМе), когда в 16 лет стал учиться в Ф.З.У. Электрозавода. Из ТРАМа вышло немало известных людей. Как артист там начинал Александр Гинзбург, более известный как Александр Галич (Галич был на два года моложе Гердта). Один год Залман проработал электромонтажником на строительстве Московского метрополитена. Но знакомства в театральной среде у него уже тогда были. Он дружил с сыном Всеволода Мейерхольда. Одна из историй, связанных с Мейерхольдом и Гердтом, превратилась в городскую легенду. Она о том, как 16-летний Залман Храпинович ходил на спектакль Мейерхольда «Лес». Как и положено, существует несколько версий этой истории. С каждым новым пересказом что-то меняется. Остаётся только одно: юный и бедный рабочий Залман влюбился в некую даму в роскошной шубе и решил поразить её воображение, пригласив на спектакль, на который попасть было невозможно. Дама не поверила, но подойти к театру в назначенное время согласилась. И тогда Залман бросился к Мейерхольду-старшему – просить два билета, объяснив тому, что это жизненно необходимо не только из-за любви к искусству.

Знаменитый режиссёр в проблемы юного влюблённого вник и написал на листке: «Подателю сего выдать два места в партере». Театральный администратор, конечно, никаких мест в партере выдавать был не намерен – их просто не было. На спектакль в этот вечер собиралась советская элита - Бухарин и прочие. И всё же Залман настоял на партере. Бедно одетый подросток на фоне Качалова и Бухарина в театре выглядел неубедительно. В антракте это было особенно заметно. И тогда Всеволод Мейерхольд решил разыграть маленький спектакль, подскочив к электромонтажнику Залману Храпиновичу со словами: «Куда вы пропали? Я вам звонил, но вы не берёте трубку. Совсем забыли старика. Не звоните, не заходите… А мне о стольком надо с вами поговорить!». По другой версии, Мейерхольд разыграл такую сцену по просьбе Залмана, и это выглядит чуть менее правдоподобно. «Голубчик мой! – С такими словами будто бы подбежал к начинающему артисту реформатор театра. - Ну что же вы не приходите на мои репетиции? Я без ваших советов решительно не могу работать! Что же вы меня, голубчик, губите?!». И Гердт в ответ будто бы великодушно пообещал: «Как-нибудь загляну».  Однако эффект от этого спектакля, разыгранного перед дамой, был ничтожный. Она осталась к розыгрышу равнодушна. Может быть, вообще не поняла, что это был Мейерхольд.

Кроме многочисленных ролей в кино в памяти многих остались такого рода байки, основанные на реальных событиях. Всё это теперь – общее достояние. Но есть частности – столик, лампа и прочие домашние вещи, которые Зиновий Гердт делал собственноручно (всё-таки, выпускник школы рабочей молодёжи). Что же касается Себежа, то Зиновий Гердт о нём не только вспоминал, но и приезжал в него с супругой или друзьями («Часто вспоминаю красоты вокруг Себежа – дивные озера, леса. Жизнь прожил, а красоты такой больше нигде не встречал…»). Зиновий Гердт объехал полмира, особенно с кукольными спектаклями театра Сергея Образцова. Ему было с чем сравнивать. С особой охотой он, естественно, посещал места, где жили его друзья. В том числе и тех, кто в СССР считался врагом.

Одним из друзей Зиновия Гердта был писатель Виктор Некрасов, в мае 1979 года лишённый советского гражданства «за деятельность, несовместимую с высоким званием гражданина СССР». С ним Гердт открыто общался в Париже в самые глухие предперестроечные года – в 1983 году. В книге «Зяма - это же Гердт!» вдовы Гердта Татьяны Правдиной есть такой эпизод: «Ребята, вы ничего не боитесь? Вам ничего не будет?" - спросил Виктор Некрасов, «потому что это было ещё время, когда "советским" нельзя было видеться с "уехавшими" и теми, кого "уехали". Но мы к тому времени так устали терять собственное достоинство "боясь", что полностью плюнули на этот позорный страх и жили как люди». Это было при Юрии Андропове. Но даже при раннем Михаиле Горбачёве Некрасова не переставали считать врагом. В 1987 году я после институтской лекции подошёл к преподавателю истории и спросил что-то про Виктора Некрасова. Преподаватель был немногословен: «Это враг. Изменник».

На 70-летие Гердта «враг и изменник» Виктор Некрасов подготовил на «Радио Свобода» о Гердте передачу, где процитировал ещё одного друга Зиновия Гердта – Михаила Казакова. На съёмках телеспектакля «Фауст» Гердт в 70 лет, несмотря на протесты режиссёра, со свой раненой ногой полез на самый верх декораций, чтобы оттуда спеть последний куплет гётевской баллады «Крысолов». 

В 50-е годы театр Образцова, в котором Гердт прослужил около 40 лет, отправился на гастроли в Таллин. «Был на колёсах и вдруг загорелся идеей - вернуться в Москву через Псков, чтобы по дороге заехать в город детства, - вспоминал Зиновий Гердт. - Когда у очередного поворота увидел знак - до Себежа столько-то километров, - прямо сердце зашлось… зов родных мест ощутил в тот момент с необычайной силой». Подробнее об этом можно прочесть в книге Матвея Гейзера, вышедшей в серии ЖЗЛ. В последний раз Герд приезжал в Себеж в 1987 году вместе с Булатом Окуджавой.

Несмотря на все запреты, отец привил Гердту любовь к стихам. Многие считали, что из артистов своего поколения Зиновий Гердт читал стихи лучше всех. До сих пор большинство артистов разных поколений стараются читать «с выражением». Видимо, им кажется, что артистизм здесь важнее слов, ритма… Гердт читал совсем не так. «Забудь, что ты артист! – говорил он Михаилу Казакову. - Понимаешь, стихи нужно читать, угощая». Слово «угощая» можно трактовать по-разному, ведь угощения бывают разные. Но мысль о том, что читающий стихи должен забыть, что он артист, совсем не устарела. Читающий должен вообразить себя поэтом, и для этого всегда быть готовым забраться куда-нибудь высоко-высоко, туда, куда забрался тридцать лет назад Зиновий Гердт, чтобы исполнить последний куплет из баллады Гёте.

Надейся на луч, промелькнувший над дряблыми каштанами.
Надейся на случайного прохожего на Четырёх углах.
Когда нет сил следить за всеми событиями масштабными,
Станцуй что-нибудь дурацкое на четырёх углях
У старой печки.

Надейся на то, что в последний момент входная дверь растворится
И ты, наконец, уберёшь весь лишний свет.
Надейся, а когда увидишь рыцарей – не спеши звать полицию.
Набери побольше воздуха и спой последний куплет
У старой печки.

Надейся на помощь вражеского санитара,
Надейся на самопожертвование слепо-глухо-немого.
Истина эта неимоверно старая:
Для надежды надо совсем немного.

Старая печка и больше ничего.