Он устал слать письма кочегарам в ад

Ленин, Троцкий, Сталин и остальные вожди долго не могли решить, что же делать с Николаем Рожковым. Убивать, вроде бы, не за что, но убирать надо. Только куда? Проще всего – посадить на пароход и отправить с глаз долой за рубеж… Но потом было всё-таки было выбрано другое решение.

Николай Рожков мог бы сделать неплохую карьеру учёного-историка. Его научным руководителем был Василий Ключевский. Его однокурсником был Михаил Покровский. Однако Рожков и сам был не прочь творить историю. Во время Первой русской революции вступил в РСДРП, вместе с Луначарским и Богдановым редактировал журнал «Правда». Тогда он ещё был большевиком, но в партийной истории больше известен как меньшевик.

Споры Ленина и Рожкова в 1906-1907 годах были обычным делом. Рожков и Ленин никак не могли договориться, на каких условиях после победы революции передавать крестьянам землю. Тогда казалось, что это пустые споры. Какие-то маргиналы делят шкуру неубитого медведя. Но пройдёт чуть больше десяти лет, и споры возобновятся. Точнее, это будут уже не споры. Ленин на нашей территории станет почти всемогущ, но, помня Рожкова противником царизма и политзаключённым, лидер большевиков не станет торопиться с уничтожением старого большевика-меньшевика.

Пока Ленин жил в Швейцарии и прочих удобных местах, член Русского бюро ЦК РСДРП сидел в тюрьме, а потом находился в сибирской ссылке (в Восточной Сибири он провёл с 1910 года по 1917 год).

После февральской революции Рожков обвинял своих старых соратников-большевиков в контрреволюционности, критикуя их за недемократичность. В мае 1917 года он стал заместителем министра почт и телеграфа (тогда это называлось «товарищ министра»). Рожкову казалось, что сбывается его мечта – создание в России полностью социал-демократического правительства.

Если бы Рожков не порвал с правительством Керенского в начале августа, то его судьба, скорее всего, была бы более трагичной. А так большевики пришли к власти в тот момент, когда Рожкова во временном правительстве уже не было. Рожков, как и многие тогда в России, надеялся на Учредительное собрание, а когда его разогнали, написал гневную статью «Довольно безумия». Похожие слова он потом говорил неоднократно, в том числе и в письмах к Ленину. Так что к концу 1922 года вполне созрел для того, чтобы им всерьёз занялось большевистское политбюро.

«Т. Сталин! – написал Ленин 13 декабря 1922. - Для правильной оценки нашего разногласия в вопросе о Рожкове надо иметь в виду, что мы уже несколько раз ставили этот вопрос в Политбюро. Первый раз Троцкий высказался за отсрочку высылки Рожкова. Второй раз, когда под влиянием давления Мессинга (Станислав Мессинг, в будущем - начальник советской внешней разведки ИНО ОГПУ-НКВД, расстрелян как польский шпион в 1937 году – Авт.) Рожков дал новую формулировку своих взглядов, Троцкий высказался за высылку его, найдя, что эта формулировка не только никуда не годится, но явно доказывает неискренность взглядов Рожкова. Я вполне согласен с Зиновьевым, что Рожков человек твердых и прямых убеждений, но уступает нам в торге с Мессингом и дает какие угодно заявления против меньшевиков исключительно по тем же мотивам, по которым мы в свое время подписывали клятвенные обещания верности царю при вступлении в Государственную Думу…»

Из письма Ленина понятно, почему большевики так долго терпели Рожкова. Не только «по старой памяти», учитывая его каторжное прошлое и заслуги перед революцией. Он был им нужен как прямолинейный человек, чьи высказывания можно использовать в борьбе с другими своими противниками.

И далее Ленин пишет Сталину: «Предлагаю: первое - выслать Рожкова за границу; второе - если это не пройдет (например, по мотивам, что Рожков по старости заслуживает снисхождения), то тогда не следует никакому публичному обсуждению предавать заявлений Рожкова, полученных под принуждением. Тогда надо дождаться, когда Рожков, хотя бы через несколько лет, сделает искреннее заявление в нашу пользу. А до тех пор я предложил бы послать его, напр., в Псков, создав для него сносные условия жизни и обеспечив его материально и работой. Но держать его надо под строгим надзором, ибо этот человек есть и будет, вероятно, нашим врагом до конца».

Ленин знал, куда ссылать старого большевика – в Псков. Он сам провёл здесь некоторое время под надзором царской полиции. Путь был давно проторён.

Так Рожков окажется в Пскове. Или нет, Рожков был болен, и его отправили в Псков не сразу, а через несколько недель. Но Ленин о нём не забывал, всё время о нём напоминая («Выслать Рожкова в Псков. При первом проявлении враждебной деятельности выслать за границу»). После очередной записки Зиновьеву («Рожков в Питере? Надо его выселить») Николая Рожкова всё-таки выселили в Псков.

За несколько лет до этого Рожков и Ленин даже переписывались. В январе 1919 года живший в Петрограде Рожков пришлёт в Москву Ленину письмо, начинавшееся словами: «Владимир Ильич, я пишу Вам это письмо не потому, что надеюсь быть Вами услышанным и понятым, а по той причине, что не могу молчать, наблюдая положение, которое мне кажется отчаянным, и должен сделать все зависящее, чтобы  предпринять даже безнадежную попытку. Хозяйственное, в частности продовольственное, положение Советской России совершенно невозможно и с каждым днем ухудшается. Близится конечная страшная катастрофа. Не буду сейчас говорить о причинах ее в общехозяйственном смысле, - об этом, если Вы того паче пожелаете, можно написать особо, пока же буду вести речь только о продовольственном вопросе…»

По сути, это было продолжение их старого аграрного спора середины нулевых годов ХХ века. Ленин всегда выступал за тотальную национализацию, а Рожков допускал частную инициативу. В 1906 году это было теорией, а в 1919 году, когда разворачивался «военный коммунизм», эта была уже смертельная практика или, как выразился Рожков, «конечная страшная катастрофа».

Ленин, Троцкий, Зиновьев, Сталин и остальные могли считать, что мнение подобных людей ничтожно и ничего не значит. Однако если вдуматься, то НЭП возник не на пустом месте. Большевики взяли на вооружение предложения своих критиков, а самих критиков постарались упрятать подальше. 

«Положение здесь таково, что, например, половина населения Петрограда обречена на голодную смерть, - писал Рожков Ленину в январе 1919 года. - При таких условиях Вы не удержитесь у власти, хотя бы никакие интервенты и белогвардейцы Вам непосредственно не угрожали. Не помогут все Ваши угрозы заградительным отрядам: в стране господствует анархия, и Вас не испугаются и не послушают. Да если бы и послушали, то ведь дело не в этом, - дело в том, что вся Ваша продовольственная политика построена на ложном основании. Кто мог бы возражать против государственной монополии торговли важнейшими предметами первой необходимости, если бы правительство могло ими снабдить население в достаточном количестве! Но ведь это невозможно. Вы этого не можете и не сможете. Нельзя же, не рискуя собственным существованием, брать на себя ответственность за дело, заведомо безнадежное».

Если вернуться в дореволюционное время, то ведь очевидно: с Лениным, Троцким и другими было всё понятно уже тогда. Их жестокость и нетерпимость не давали оснований думать, что когда они придут к власти, то внезапно подобреют.  И всё же тогда будущие большевистские вожди воспринимались не самыми глупыми людьми как полезные соратники. Все их недостатки сглаживались тем, что они противостояли царскому режиму.  

Такое постоянно происходит с людьми, вовлечёнными в политику. Они часто заключают «сделки с дьяволом», надеясь в нужный момент «дьявола» перехитрить и сделку расторгнуть. А потом приходится писать дорвавшимся  до власти «дьяволам» письма – без всякой надежды что-то исправить: «Сохраните Ваш аппарат снабжения и продолжайте его использовать, но не монополизируйте торговли ни одним предметом питания, даже хлебом. Снабжайте, чем можете, но разрешите вполне свободную торговлю, диктаторски предложите всем местным Советам снять все запрещения ввоза и вывоза, уничтожьте все заградительные отряды если нужно, даже силой. Без содействия частной торговой инициативы Вам, да и никому, не справиться с неминучей бедой. Если Вы этого не сделаете - сделают Ваши враги. Нельзя в XX веке превратить страну в конгломерат замкнутых местных рынков; в наше средневековье, когда население в пределах нынешней Советской России было в 20 раз меньше, это было естественно. Теперь это вопиющая нелепость. Мы с Вами разошлись слишком далеко.  Может быть, и даже всего вероятнее, мы не поймем друг друга…» 

Не то чтобы Рожков один в то время так считал. О частной инициативе тогда помнили в России все. Но не все готовы были её предоставить. Ленин тогда ещё не созрел для перемен. Его ещё не загнали в угол матросы Кронштадта.

Рожков написал не только смелое, но и хитрое письмо. Он отпускал Ленину комплименты – авансом: «Но положение, по-моему, таково, что только Ваша единоличная диктатура может пересечь дорогу и перехватить власть у контрреволюционного диктатора, который не будет так глуп, как царские генералы и кадеты, по-прежнему нелепо отнимающие у крестьян землю. Такого умного диктатора пока еще нет.  Но он будет: "было бы болото - черти найдутся". Надо перехватить у него диктатуру. Это и сейчас можете сделать только Вы, с Вашим авторитетом и энергией. И надо сделать это неотложно и в первую голову в наиболее остром продовольственном деле. Иначе гибель неизбежна.

 Но, конечно, этим ограничиться нельзя. Надо всю экономическую политику перестроить, имея в виду социалистическую цель. И опять-таки нужна будет для этого диктатура. Пусть съезд Советов облачит Вас чрезвычайными полномочиями для этого. Для чего именно "этого" в смысле экономической в первую голову, а затем в связи с этим и всякой другой политики - об этом я, если хотите, напишу Вам в другой раз. Ваше дело судить и решать, нужно ли это.

Мне и это мое письмо кажется смешным с моей стороны донкихотством. Привет. Ну, пусть, в таком случае, оно будет первым и последним».

Ленин не стал отмалчиваться, а ответил. Написал собственноручно:

«Николай Александрович! Очень рад был  Вашему письму - не по содержанию, а потому, что надеюсь на сближение, благодаря общей фактической почве советской работы. Положение не отчаянное, а только трудное. Но теперь есть серьезная надежда улучшить продовольствие благодаря победам над контрреволюционерами и на юге и на востоке. Не о свободе торговли надо думать - именно экономисту должно быть ясно, что свобода торговли при абсолютном недостатке необходимого продукта равняется бешеной, озверелой спекуляции и победе имущих над неимущими. Не назад через свободу торговли, а дальше вперед через монополии к социализму...».

Ленин даже Рожкову предлагал подключиться к работе по монополизации. Ленин всё ещё надеялся на продотряды, заградотряды  и насильственную реквизицию. Упрёки в единоличной диктатуре он тоже отмёл – теми же словами, какие обычно произносят все диктаторы: «Насчёт "единоличной диктатуры", извините за выражение, совсем пустяк. Аппарат стал совсем уже гигантским кое-где, а при таких условиях "единоличная диктатура" неосуществима…». Дальше Ленин пишет Рожкову про «всемирный крах буржуазной демократии  и буржуазного парламентаризма», оптимистично заканчивая письмо словами: «А родится нечто удивительно хорошее и жизнеспособное, как эти муки не тяжелы. Привет!»

Судьба самого Рожкова доказывает, что «единоличная диктатура» создавалась уже тогда. Да, Ленин советовался с политбюро, но от него впрямую зависело, где и сколько будет жить тот же Рожков.

В январе 1923 года Рожкова всё-таки отправили в Псков. Не в тюрьму, а всего лишь в ссылку. Здесь он работал в Институте народного образования, чуть позднее переименованном в педагогический техникум. Кроме того, Рожков продолжал в Пскове писать свою главную книгу - «Русскую историю в сравнительно-историческом освещении», и занялся в Пскове краеведением (жизнь в Пскове к этому располагает). Это он, Рожков, стал редактором первого выпуска сборника общества краеведения «Познай свой край». За ним, конечно, приглядывали (следили, чтобы он не занимался политикой – помнили, что если возьмётся за старое, то придётся высылать за границу). Рожков никаких поводов заподозрить себя в политической деятельности не дал, и когда Ленин умер, ему позволили вернуться из Пскова в Петроград (Ленинград).  Он был уже не опасен и болен (умер в 59 лет в 1927 году).

А ленинские слова про «всемирный крах буржуазной демократии» нам повторяют до сих пор. 

В нужных местах устанавливаются силки.
В нужное время дрожат колени.
Каждый новый день встречают в штыки,
Чтобы не было массовых выступлений.
Одинокий путник просится на ночлег.
Он видит рядом тихий причал
И делает вид, что ещё человек.
Его ещё никто не стращал.
Одинокий путник никуда не спешит.
Он устал слать письма кочегарам в ад.
В тихой пристани больше нет ни души.
Письма в топку – это надёжный вклад.

Если взял перо, то пиши им кровью.
Правда, всегда предрешён исход:
На пользу миру и во вред здоровью.
Хотя лучше было бы наоборот.

Советники Бога по делам печати
Просчитали риски, усвоив науку,
Уяснив, что стоит только начать им,
И будешь вечно ходить по кругу.