Оторваться от чёрствой земли, прицелившись прямо в зарю

Знаменитый одесский авиатор Сергей Уточкин был бОльшим футуристом, чем любой поэт-футурист или художник-футурист. Свои картины, они же – стихи, он рисовал прямо в небе. Это был редкий по тем временам тип русского спортсмена-любителя: футболиста, велосипедиста, фехтовальщика, боксёра, пловца, автогонщика, конькобежца, теннисиста (всего Уточкин занимался 15 видами спорта, включая  джиу-джитсу, роликовыми коньками, подводным плаванием, прыжками с парашютом, спортивной гимнастикой и полётами на воздушном шаре).

Любительство заключалось в том, что яхту, на которой он ходил, Уточкин построил сам. Но самым заметным он был, конечно, в воздухе. Летать Уточкин тоже учился самостоятельно.

Любой полёт на аэроплане в начале ХХ века – это не просто полёт, а испытание. Но одновременно и пропаганда – не только авиации, но и того будущего, когда человечество бесстрашно оторвётся от земли. Сверху будущее казалось светлее, чем с земли.

А внизу, задрав головы, на Уточкина и его немногочисленных соратников смотрели те, кто в недалёком будущем прославят авиацию: Сикорский, Ильюшин, Сухой, Нестеров, Королёв, Микулин… В предвоенное время Уточкин  облетел почти всю европейскую часть Российской империи (77 городов) – Тифлис, Псков, Киев, Москву, Баку, Гомель, Курск, демонстрируя возможности авиации. Корней Чуковский называл его «академиком спорта», Фёдор Шаляпин – «профессором»… Владимир Маяковский поместил фамилию «Уточкин» в непосредственной близости от имени «Леонардо»: «Мотора гром. // В небо дверью - аэродром… От чертежных дел // седел Леонардо, // чтоб я летел, // куда мне надо. // Калечился Уточкин, // чтоб близко-близко, // от солнца на чуточку, // парить над Двинском...»

Уточкин калечился не только тогда, когда падал с неба. В 1905 году во время еврейского погрома в Одессе он заступился за старика-еврея и получил удар ножом в спину. Александр Куприн потом пересказывал рассказ будущего авиатора: «Я чувствую, как будто у меня в спине сквозняк. Это меня ударили ножом. Я потом семь недель лежал в больнице». Человек будущего – не тот, кто умеет летать, а тот, кто готов пойти против дикой толпы, заступаясь за незнакомого человека. Может быть, поэтому в будущем Уточкину места не было. Он умер от воспаления лёгких в 1916 году.

В Псковской губернии  в 1912 году Уточкин приземлился в селе Жигали под Опочкой, наделав вокруг переполох. Может быть, для этого Уточкин и жил – чтобы совершать переполох. Народ собрался посмотреть на чудо со всех окрестных деревень. В то время Уточкин, демонстрируя класс, собирал в разных городах десятки тысяч людей (в Киеве за его полётом наблюдало около 50 тысяч). В Пскове на Уточкина пришло смотреть меньше, чем в Киеве, но только потому, что город не так велик.

Псковичи собрались неподалёку от казарм Иркутского полка - примерно между нынешним магазином «Дружба» и железнодорожным вокзалом. Вениамин Каверин в своих воспоминаниях написал: «За складом - пустырь, с которого Сергей Исаевич Уточкин в 1912 году совершал полеты. Не знаю, почему я не был на этих полетах, о которых говорил весь город. Но мне помнится жаркий день, наш садик во дворе. Круглая тень яблони лежит у моих ног и становится все короче... Я читаю "Дворянское гнездо", букашка ползет вдоль страницы, на которой Лиза в белом платье, со свечой в руке идет по комнатам темного дома, не зная, что в саду ее ждет Лаврецкий. И вдруг в это оцепенение, в расплавленность летнего дня врывается переполох, смятенье, суматоха. - Летит, летит! - кричали со всех сторон. Нянька выбежала с черного хода с ведром, в подоткнутой юбке, и замерла, подняв голову и крестясь. Все остановилось. Только что неоткуда было ждать чудес, только что по Гоголевской битюг протащил тяжело нагруженную телегу. Только что все было неразрывно связано, приковано друг к другу. Все перемешалось…»

Это и есть футуризм. Полусонный город вдруг просыпается. Смятенье, мятежный дух…

В подобных воспоминаниях память, бывает, подводит в мелочах, но никогда – в главном (Каверин перепутал количество этажей в самом высоком здании Пскова, но сам полёт, казалось бы, неподъёмной машины, забыть было невозможно): «Тяжелая громада, состоявшая из двух плоскостей, пересекавших длинный ящик, похожий на гроб, выплыла откуда-то со стороны вокзала и, шумно работая, направилась к самому высокому в Пскове семиэтажному дому. Она двигалась степенно, не торопясь и как бы не обращая внимания на расступившееся перед ней небо. Она была похожа на взлетевший геометрический чертеж, но чем-то и на протащившуюся мимо дома телегу - может быть, колесами, висящими под ней как-то нелепо и праздно».

Уточкин полетал над центром Пскова и упорхнул на какую-то другую планету («Сердце, // чаще! // Мотору вторь. // Слились сладчайше я // и мотор…»).

Всероссийская слава оказалась недолгой. К тому времени, когда Уточкин прилетел в Псков, о нём уже говорили, что «он уже не тот» - из-за падения под Новгородом в 1911 году. Тогда был организован массовый полёт Петербург-Москва. Погода стояла нелётная – дождь, шквал, но авиаторы рискнули подняться в воздух. До Москвы долетел лишь один (Александр Васильев). Остальные 16, включая Уточкина, до финиша в тот бурный июльский день 1911 года не добрались. Один погиб. Уточкина из реки выловили находившиеся неподалёку крестьяне, ставшие свидетелями, как аэроплан врезается в берег и разлетается на части. «Течение крутило и несло, - вспоминал Уточкин в очерке «Моя исповедь». - Косившие невдалеке лужайку два мужика увидели меня и вытащили. Привезли в бессознательном состоянии в больницу...».

Последние годы жизни Уточкина прошли так, как часто случается с людьми его типа. Бедность, болезни. Умер он в сорок лет. За глаза, а то и прямо в глаза этого отважного заику называли сумасшедшим. «Может быть, я и на самом деле уже ненормальный, - рассуждал он. - Но когда все вокруг считают тебя душевнобольным и нет работы, а друзья покинули, действительно можно сойти с ума».

И всё-таки, когда вы двигаетесь в сторону псковского аэропорта из центра города, то, бросив взгляд направо, нетрудно вспомнить о Сергее Уточкине, взлетавшем с псковского привокзального пустыря на своём несовершенном летательном аппарате - степенно, не торопясь. И небо перед ним расступалось.

Оторваться от чёрствой земли,
Прицелившись прямо в зарю.
Внизу людей подвезли
От августа к сентябрю.
Куда-то спешат все внизу,
Подстёгивают лошадей,
Себя и весь мир везут
От больших подальше идей.
Но от них далеко не уйти.
Здесь слишком большой масштаб.
Вот-вот подожгут фитиль
И выведут взрывом за штат.
Лопнет мыльный пузырь.
Повернётся земная твердь.
Крылья, небо, пустырь.
Самое время взлететь.