Погружение в сон, как закон Архимеда

В самом начале 80-х годов меня, школьника, поразила и одновременно рассмешила одна история. Я по обыкновению отправился в булочную – за бубликами. Булочная была на углу Октябрьского проспекта и Гражданской. Подхожу и вдруг вижу, что на противоположной стороне проспекта, между деревьями, рядом с книжным магазином «Подписные издания» и военной комендатурой, толпится народ. Купил бублики и подошёл поближе. Оказалось, что это митинг. Народ собрался, чтобы открыть бюст Ленину. Покрывало скинули, бюст открыли, речи произнесли… Через несколько дней бюст Ленина исчез.

Даже сейчас исчезновение бюста Ленина в России было бы расценено как ЧП. Что там говорить о доперестроечных временах. Поблизости жила моя бабушка, и я стал расспрашивать её – что же произошло? Почему с шумом открывали и почему по-тихому убрали? Бабушка мне ответила, что определённо ничего не знает, но соседи ей сказали, что кто-то из местных жителей пожаловался в обком. Дескать, осквернили память Ильича, установив бюст на том самом месте, где долгое время находился пивной шалман. И якобы по этой причине бюст предпочли переставить в вестибюль какой-то организации. Не знаю, как было на самом деле, но в 1988 году на том же самом месте открыли бюст другому человеку – академику Исааку Кикоину, физику-экспериментатору, дважды герою социалистического труда (автор бюста - Лев Кербель).

Бюст дважды героям в СССР устанавливали на родине героя. Но Кикоин родился в Литве. И всё же в закономерности открытия бюста в Пскове мало кто сомневался. Знаменитый физик в Пскове и Псковской губернии жил и учился. А мы все учились в школе по учебникам Исаака и Абрама Кикоиных (Абрам Кикоин тоже закончил псковскую школу). У меня их зелёный учебник до сих где-то лежит на книжной полке.

В июле 1952 года группа знаменитых советских физиков написала письмо Лаврентию Берии, курировавшему тогда разные секретные проекты. Начиналось это письмо (долгое время засекреченое и хранившееся в одном экземпляре) словами: «Мы обращаемся к Вам в связи с ненормальным положением, создавшимся в советской физике…». Письмо подписали физики Тамм, Арцимович, Кикоин, Головин, Леонтович, Сахаров, Флёров, Ландау, Александров, Алиханов и Мещеряков.

Этому предшествовала целая кампания, развернувшая в советской прессе начиная с 1947 года, направленная против квантовой физики и теории относительности. Уничижительная критика «буржуазной науки» публиковалась в «Литературной газете», «Вопросах философии» и даже в газете «Красный флот». Автором, как правило, выступал один и тот же человек – академик Александр Максимов, известный борец с «врагами науки». Врагами Максимов считал Нильса Бора, Альберта Эйнштейна и многих других «буржуазных учёных». Смысл претензий Максимова и его сторонников был примерно тот же, что и у академика Лысенко к «вейсманистам-морганистам»: «Боровское истолкование соотношения неточностей квантовой механики есть отход от материализма, - писал академик Максимов. - Философские воззрения Н. Бора - типичный продукт идеологической реакции, порождаемой эпохой империализма в буржуазных странах. Философские воззрения Н. Бора - тот самый нежизнеспособный продукт, отброс, который подлежит, по определению Ленина, отправке в помещение для нечистот». Воззрения Максимова – продукт жизнеспособный, а Нильса Бора – не жизнеспособный… Максимов явно действовал так, чтобы встроиться в погромную кампанию генетиков, впрямую упоминая «вражескую науку». «Как известно, вейсманизм-морганизм опирался на воззрения таких физиков, как Шредингер (основатель квантовой механики), - писал Максимов, -  теория резонанса в химии опиралась на воззрения В. Гейзенберга (другой основатель квантовой механики), космогонические бредни о замкнутой и конечной Вселенной опираются и исходят от А. Эйнштейна и т. д. и т. п».

Доктор Максимов прошёл школу Института красной профессуры и Коммунистической академии имени Сталина, славящейся тем, кто «красные профессора» умело клеймили неугодных в печати. Схожим образом действовал академик Павел Юдин, травивший в советской прессе Корнея Чуковского, о чём я писал здесь 25 августа.

14 июня 1952 года философ и историк науки Максимов опубликовал в газете «Красный флот» очередную погромную статью - «Против реакционного эйнштейнианства в физике», после которой Исаак Кикоин, Лев Ландау и многие другие советские физики поняли, что если они промолчат, то физику может ждать участь генетики.

«Теория относительности Эйнштейна, -  писал Максимов, - несомненно, пропагандирует антинаучные воззрения по коренным вопросам современной физики и науки вообще. Воззрения Эйнштейна повели физику не вперёд, а вспять как в отношении теории познания, так и метода. Уже многие физики сознают, что теория относительности Эйнштейна - это тупик современной физики».

Советские физики ответили советскому философу через Лаврентия Берию: «Некоторые из наших философов, не утруждая себя изучением элементарных основ физики и сохраняя в этой области полное невежество, сочли своей главной задачей философское «опровержение» важнейших завоеваний современной физики. Основной атаке со стороны этой группы философов подвергается теория относительности и квантовая теория, лежащие в основе всей современной физики и представляющие собой теоретическую базу электронной и атомной техники. Непосредственным поводом нашего обращения к Вам послужил возмутивший нас факт опубликования в газете «Красный флот» от 13 июня 1952 г невежественной и антинаучной статьи члена-корреспондента АН ССР Максимова А. А. под названием «Против реакционного эйнштейнианства в физике». В этой статье Максимов заявляет, что «теория относительности несомненно пропагандирует антинаучные воззрения по коренным вопросам современной физики». Основные положения теории относительности Максимов объявляет нелепостью и стремится их высмеять».

Если статьи Максимова читались многочисленной публикой, включая моряков – читателей «Красного флота», то у письма физиков было всего несколько читателей – Берия, Маленков… Тем не менее, в Кремле прочли эти слова: «Максимов ополчается не только против теории относительности, но и против всей современной физики, утверждая, что «лагерь идеализма через Эйнштейна, Бора и Гейзенберга стал направлять развитие физики в тупик». Ситуация возникла двусмысленная. С одной стороны преданный делу Ленина-Сталина «красный профессор», с другой стороны – физики, от которых зависит обороноспособность государства (Курчатов, Кикоин, Сахаров… Исаак Кикоин был среди первых физиков, которые вместе с Курчатовым начали в 1943 году работу по развитию атомной науки и техники в Лаборатории № 2 АН СССР ). Зато Максимов – «безоговорочно предан», член партии с 1918 года, мастер кого-нибудь «заклеймить».

Максимов тоже молчать не стал, в свою очередь написав Лаврентию Берии (к авторитету Берии апеллировали как противники теории Эйнштейна, так и её сторонники). То есть научные споры решал Берия. Максимов считал «партийным и гражданским долгом довести до сведения» Берии про воззрения советских учёных, «целиком совпадающие с воззрением представителей англо-американских философских направлений т. наз. операционализма, логического позитивизма и им подобных, по существу ничем не отличающихся от разгромленного Лениным махизма.…». В письме Максимова имелось даже такое выражение как «главарь» (так он назвал советского академика Владимира Фока, за которого вступились Курчатов, Кикоин другие). По сути, речь шла о разоблачении банды сторонников «теории относительности».

Чем бы закончилась такая «научная» переписка – неизвестно. Но умер Сталин, расстреляли Берию. Академические борцы с «англо-американскими» направлениями на время отошли в тень.

 Эта история – показательна для тех времён. Советские учёные рисковали не только тогда, когда совершали научные эксперименты. Ещё больше они рисковали, когда публиковали свои труды, делали научные ссылки, выписывали зарубежные научные журналы, контактировали с иностранными коллегами… Процветал новый тип учёного – учёного-карателя, утверждавшегося за счёт гонения настоящих учёных.

О жизни Кикоина много писал, в том числе и на страницах «ПГ», краевед Натан Левин (статья «Смеющийся гений»). Если же говорить коротко, то семья Кикоиных оказалась в Псковской губернии из-за Первой мировой войны. Они были беженцы. Отец-учитель Кушель Исаакович Кикоин первоначально, с 1916 года, преподавал в Опочке и соседних сёлах. Потом его пригласили в лучшую школу Пскова – бывшую Мужскую гимназию. Первые восемь лет Кикоины снимали часть небольшого, обшитого досками дома по улице Успенской, переименованной в 1923 года в улицу Калинина. Абрам Кикоин - младший брат Исаака – рассказывал: «И в Опочке и в первые годы в Пскове мы жили очень бедно. Настолько бедно, что в школу я пошёл только в 1924 году, десяти лет сразу в 4-й класс».

В одном из своих писем ученикам псковской школы № 1 (бывшей гимназии) Исаак Кикоин писал, что в Опочке в Реальном училище «учиться мне было нетрудно, настолько, что дважды «перескочив» через класс, я в 1921 году оказался в предпоследнем классе». В 1921 году семья Кикоиных переехала в Псков. Отец Кикоина преподавал в школе математику. Там же его сын Исаак Кикоин проучился последние два класса – с 13 до 15 лет. «В школе, - вспоминал Кикоин, - создались исключительно благоприятные условия для углубленного изучения мною этих предметов… Мне доверили заведовать физическим кабинетом школы и вместе с моим товарищем по школе - заведование школьной библиотекой (и то и другое было моей общественной работой). Физический кабинет был превосходно оснащён приборами, и я имел возможность производить множество экспериментов. Правда, много приборов нуждалось в ремонте, и я обогатился опытом изготовления нужных для этого деталей. Школьная библиотека была на редкость богата, в ней содержалось несколько десятков тысяч томов. Много там было книг по физике и математике. Итак, у меня создались исключительные условия для основательного изучения физики и математики».

Закончив школу в 15 лет, Исаак Кикоин в институт поступить не мог – туда принимали только с 17-летнего возраста. Пришлось идти учиться в Псковское землемерное училище (землемеров, несмотря на большую безработицу, в стране не хватало). Тогда же, осенью 1924 года, Исаак Кикоин получил свою первую секретную работу. Ему было поручено составление топографической карты пограничного Пскова.

В 1925 году, дождавшись 17 лет, Кикоин сдал экзамены в Ленинградский  Политехнический институт на физико-механический факультет. Все пять экзаменов  - по физике, математике, химии, русскому языку и политграмоте  - принимались в Пскове в здании Губернского отдела профобразования на улице Гоголя. Знания Кикоина оценили как «весьма удовлетворительные», то есть отличные. На весь Псков было выделено только два места при большом количестве желающих. В Пскове же ему объявили, что он зачислен в институт, в который Кикоин мечтал поступить с 1923 года. Оставалась лишь формальность – доехать до Ленинграда и сдать документы. Но тут начались неприятности. В Ленинграде Кикоин обнаружил, что в списках поступивших он не значится. Абитуриенту объяснили, что никакой ошибки не произошло: «Вы не приняты, потому что не явились на экзамены». Кикоин объяснил, что, как и полагается, сдавал экзамены в Пскове, на что ему ответили: «Вы ведь окончили школу в 1923 году, а не в этом 1925 году и согласно существующим правилам должны были экзаменоваться здесь, в институте». Про Псковское землемерное училище в политехе вообще ничего не слышали. Бюрократический казус чуть не спутал все планы будущего академика. Несмотря на то, что абитуриент доказал, что имел право сдавать экзамены в Пскове, зачислять его в политех отказались, так как место всё равно уже занято. Разговор происходил 29 августа, в этот день в политехе заканчивались дополнительные вступительные экзамены, и Кикоину неожиданно предложили без подготовки сразу же сдать все пять экзаменов. Думали, что не сдаст.

Возможно, Исаак Кикоин не поступил бы в тот год в институт, если бы не его хорошая память («От отца ежедневно получал задания, за выполнение которых должен был давать ему отчёт. Отец задавал мне и тексты, которые я должен был отвечать ему наизусть. Теперь я понимаю, что эти устные задания способствовали формированию у меня хорошей памяти, которую я сохранил на всю жизнь»). Абитуриент отправился сдавать экзамены заново. Надо было спешить. Профессор раскрыл перед ним задачник и предложил решить два квадратных уравнения с двумя неизвестными. «Я посмотрел задачу и тут же, не решая, сказал ему решение, - вспоминал Исаак Кикоин. - Он сверился с ответом и спросил, как я так быстро решил задачу. Я ему ответил, что задача простая и решается в уме. Должен перед Вами сознаться, что это была неправда». Просто Кикоин помнил все ответы задачника Бычкова. Вторую задачу он «решил» точно также, ещё больше озадачив профессора.

На каждый экзамен у Кикоина ушло минут 15-20. Сложнее всего пришлось с литературой. Темы были по литературным произведениям, которые Кикоин либо не читал, либо плохо помнил их содержание. Спасли «Мёртвые души», о которых Кикоин написал 12 страниц…

Братья Кикоины в 1966 году приехали в Псков празднование 180-летия своей школы. Об одном из эпизодов того юбилея написал Михаил Максимовский (когда я учился в 47-й школе, Максимовский был у нас директором). Выпускники отправлялись на экскурсию в Пушкинские Горы. Всем выделили автобус, а самому именитому гостю – автомобиль «Волга». Однако Кикоин «учтиво поблагодарил за «Волгу», не торопясь прошёл к автобусу, в который определились выпускники дореволюционных лет, выбрал там трёх женщин преклонного возраста, помог им перебраться в легковой автомобиль, а сам перешёл в автобус к своим одноклассникам. Всё было проделано так быстро и естественно, без всякой аффектации, что никто не заметил, как это произошло».

В 1973 году появилось открытое письмо членов Академии наук СССР, осуждающее академика Сахарова ("А. Д. Сахаров фактически стал орудием враждебной пропаганды против Советского Союза и других социалистических стран. Деятельность А. Д. Сахарова в корне чужда советским учёным..."). Письмо подписали Келдыш, Харитон, Патон, Басов, Скобельцын, Семёнов и многие другие академики. Кикоин это письмо подписывать отказался…

4.51 утра,
Довольно жалкого с точки зрения ночи.
Та же самая ночь. Холодные угли костра.
Синие ночи взвились не очень.
Жалким утром я буду точен:
Всё это осталось в прошлом.
4.51 – непосильная ноша.
Пока пишешь – доходишь до 5.10.
Это время не к чему отнести.
Никчёмное время – ни то, ни сё.
Есть цветок, но нет в нём петлицы.
Тот, кто хитрее, - давно просёк,
Что пока сны плывут – не спится.
Оснований нет погружаться в сон.
Погружение в сон, как закон Архимеда, -
Вытесняет наружу из мёртвых зон
Жизнь в пограничную в область бреда.
Объект наблюденья теряет хвост.
На обочину падает баба с воза.
Утро и ночь ложатся внахлёст.
Чем темнее утро, тем меньше угроза.
В темноте никогда ничего не видно.
Ни большой победы, ни большой обиды,
Ни, тем более, бейсбольной биты.
Глаза велики у нашего смеха.
Смех помогает достичь успеха.
Достигаешь успеха одним только махом,
Терпенье испытывая при этом.
Погружаешься в сон, не ведая Страха.
Клянусь пророком Его – Архимедом.